Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени -
Некому: жена - в Париже, все дружки - сидят.
Даже Глеб Жеглов, что ботал чуть по новой фене -
Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.


Хорошо, из зала вон -
Не наших всех сортов,
Здесь - кто хочет на банкет
Без всяких паспортов.


Расскажу про братиков -
Писателей, соратников,
Про людей такой души,
Что не сыщешь ватников.


Наше телевидение требовало резко:
Выбросить слова "легавый", "мусор" или "мент",
Поменять на мыло шило, шило - на стамеску.
А ворье переиначить в "чуждый элемент".


Так, в ответ подельники,
Скиданув халатики,
Надевали тельники,
А поверх - бушлатики.


"Эх!",- сказали брат и брат:
"Не! Мы усе спасем.
Мы и сквозь редакторат
Все это пронесем".


Про братьев-разбойников у Шиллера читали,
Про Лаутензаков написал уже Лион,
Про Серапионовых и школьники листали.
Где ж роман про Вайнеров? Их - два на миллион!


С них художник Шкатников
Написал бы латников.
Мы же в их лице теряем
Классных медвежатников.


Проявив усердие,
Сказали кореша:
""Эру милосердия"
Можно даже в США".



1980