Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно.


Во сне я лгал и предавал,
И льстил легко я...
А я и не подозревал
В себе такое.


Еще сжимал я кулаки
И бил с натугой,
Но мягкой кистию руки,
А не упругой.


Тускнело сновиденье, но
Опять являлось.
Смыкались веки, и оно
Возобновлялось.


Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил,-
ТрусИл и трУсил.


Я перед сильным лебезил,
Пред злобным гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.


Да это бред - я свой же стон
Слыхал сквозь дрему,
Но это мне приснился сон,
А не другому.


Очнулся я и разобрал
Обрывок стона.
И с болью веки разодрал,
Но облегченно.


И сон повис на потолке
И распластался.
Сон в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.


Я вымыл руки - он в спине
Холодной дрожью.
Что было правдою во сне,
Что было ложью?


Коль это сновиденье - мне
Еще везенье.
Но если было мне во сне
Ясновиденье?


Сон - отраженье мыслей дня?
Нет, быть не может!
Но вспомню - и всего меня
Перекорежит.


А вдруг - в костер?! и нет во мне
Шагнуть к костру сил.
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.


Но скажут мне:- Пой в унисон!
Жми, что есть духу!-
И я пойму: вот это сон,
Который в руку.



1973