В ночном саду под гроздью зреющего манго
Максимильян танцует то, что станет танго.
Тень воз-вращается подобьем бумеранга,
Температура, как под мышкой, тридцать шесть.


Мелькает белая жилетная подкладка.
Мулатка тает от любви, как шоколадка,
В мужском объятии посапывая сладко.
Где надо -- гладко, где надо -- шерсть.


А в тишине под сенью девственного леса
Хуарец, действуя как двигатель прогресса,
Забывшим начисто, как выглядят два песо,
Пеонам новые винтовки выдает.


Затворы клацают; в расчерченной на клетки
Хуарец ведомости делает отметки.
И попугай весьма тропической расцветки
Сидит на ветке и вот так поет:


"Презренье к ближнему у нюхающих розы
Пускай не лучше, но честней гражданской позы.
И то и это вызывает кровь и слезы.
Тем более в тропиках у нас, где смерть, увы,


Распространяется, как мухами -- зараза,
Иль как в кафе удачно брошенная фраза,
И где у черепа в кустах всегда три глаза,
И в каждом -- пышный пучок травы".