Догорая дотла,
Как ахейская шапка на воре,
Тает в небе луна,
И на берег бросается море,
Где сидит человек,
Отирая соленую влагу.
Он когда-то спешил,
Он вернуться мечтал на Итаку.


Но куда торопиться теперь,
Если те, кто и помнил, забыли?
Двадцать лет -- это срок,
Что длиннее и глубже могилы.
Для чего возвращаться туда,
Где у всех помутится от страха?
Невозможно вернуться в свой дом
Неоднажды оплаканный тенью из мрака.


Потому-то никак Одиссей
И не может покинуть застолья.
И своей упивается горькой,
Своей неотступною болью.
Вот три тысячи лет
Собираемся мы на пиру у Киноя.
И опять, и опять на устах у певца
Рассыпается Троя.


Все окончилось так,
Как о том насквозила Сивилла.
И сбылось, что обещано было
Гекубе, ему и Ахиллу.
Почему так случилось,
И кому эту тайну открою?
Ведь никто, ведь никто не хотел
Тогда плыть в эту Трою.


Ну, подумай, кому столько лет
Было нужно бросаться на стены?
Неужели им дел не хватало
Без этой ничейной Елены?
Для чего ж родилась
Эта глупая злая затея?
Разве только, чтоб будущим римлянам
Род получить от Энея?


Да, конечно, в преданьях одно,
А на деле бывает иначе.
И кончаются битвы и встречи
Не пиром, а плачем.
И хоть медом с вином
Заливают нам уши сирены,
Но у всех на губах
Остается лишь привкус железа и пены.


Так по свету идем,
Под плащом согревая тревогу,
Только нам не звезда,
А смола освещает дорогу.
И по суше-по морю
Снуют деревянные волки,
И торчат из воды
Наших странствий немые осколки.


Вот сидит Одиссей,
Свое место заняв у огня.
Вспоминает, как пахло
В паху деревянном коня,
Как трещали троянские шлемы
От каждого взмаха,
И как страшно кричала
И билась в покоях своих Андромаха.


А потом он на берег идет,
И скитаньем, и вымыслом полный,
И торопит начать,
И гонит огромные волны,
И по лунной дороге
Навстречу Эгейскому мраку
Опускает лицо,
И плывет на Итаку.


И хотя, и хотя на мизинец
Ему не оставлено веры,
Он глядит тяжело, как за мысом
Вдали исчезают триеры.
Для чего он старался,
Бессмертных противился воле?
И глаза его тускло мерцают в ночи
И сливаются с морем...